Антология советской фантастики - 2

его наблюдения, переживания, мысли, надежды и далеко идущие планы, записанные им в течение последних пятнадцати дней его жизни.

Мало кому известно что осенью 1940 года, во время одного особенно ожесточенного налета гитлеровских бомбардировщиков на Лондон, милях в восьми по Темзе ниже Тауэр-бриджа выплеснут был на берег сильным подводным взрывом странный предмет, пролежавший, очевидно, глубоко в тине не один десяток лет. Он был похож на гигантский стационарный бак для горючего диаметром в добрых пятнадцать метров. По сей день лично для меня остается непонятным, как он за столь долгий срок ни разу не был обнаружен во время проводившейся периодически очистки дна Темзы, но обсуждение этой самой по себе интересной проблемы увело бы нас от истории, которую мне хотелось бы рассказать. Этот бак, как мы будем его для краткости называть, определенно не был ни железным (во всяком случае, на нем не было и тени ржавчины), ни алюминиевым. Он тускло блестел особенным коричневато-желтым блеском с золотистыми прожилками, напоминавшими блестки в авантюрине. Судя по всему, он был изготовлен из какого-то совершенно необычного материала, но, безусловно, металлического происхождения. Под ударом взрывной волны от упавшей неподалеку тысячекилограммовой бомбы это загадочное сооружение рассыпалось, словно оно состояло из сигарного пепла. Воздушная волна от следующей бомбы развеяла образовавшуюся на его месте коричневую кучу тончайшего порошка.

И тогда на берегу осталась ржавая продолговатая жестяная банка из-под бисквитов.

Уже на рассвете следующего дня она была отброшена на обочину дороги третьим взрывом. Так по крайней мере рассказывал местный житель, некто Смит (он якобы был свидетелем того, как бак рассыпался в порошок), лейтенанту Паттерсону, который заинтересовался историей происхождения этой ржавой банки и о котором речь будет ниже.

Здесь, на обочине, она пролежала никем не тронутая до середины июля 1945 года, когда была замечена прогуливавшейся в этих местах влюбленной парочкой. Только что выписавшийся из госпиталя лейтенант, поскрипывая новеньким протезом левой ноги, наслаждался со своей невестой состоянием «вне войны». Возможно, ему хотелось доказать девушке, что он и с искусственной ногой ничуть не менее подвижен, чем был до ранения на берегу Нормандии. Завидев коробку, лейтенант ударил ее носком правой ноги. Жестянка отлетела в сторону, раскрылась, и из нее выпал пакет, тщательно завернутый в непромокаемую материю, несколько напоминавшую целлофан, но непрозрачную и шуршавшую, как шелк.

При помощи перочинного ножа лейтенант вскрыл слипшуюся упаковку и извлек из нее четыре исписанные убористым, не всегда разборчивым почерком записные книжки в добротных зеленых кожаных переплетах.

Затем молодые влюбленные удостоверились, что эти записные книжки, датированные концом прошлого века, принадлежали некоему майору в отставке со странным именем и фамилией — Велл Эндъю[1] — и, судя по началу, трактуют о каких-то теоретических разногласиях между их автором и какими-то столь же безвестными его оппонентами.

Вполне удовлетворившись этими данными, молодая леди без труда уговорила своего жениха не тратить чудесное летнее утро на чтение скучных записок, а продолжать наслаждаться столь долгожданной прогулкой.

Поэтому лейтенант Паттерсон — такова была фамилия искалеченного войной молодого человека — принялся за чтение записных книжек майора Эндъю только поздно вечером.

Это было не очень легкое занятие. Почерк майора иногда становился неразборчивым, слова набегали друг на друга, а строчки метались вверх и вниз, вкривь и вкось, будто они писались в темноте или в экипаже, движущемся по сильно пересеченной местности. Примерно такие строки получались когда-то у совсем еще юного Паттерсона, когда ему вздумалось черкнуть несколько слов во время катания на слоне в зоопарке.

Лейтенант Паттерсон никогда не интересовался политикой. Тем более проблемами рабочего движения, которым были посвящены первые странички записной книжки номер один. Пробежав их скучающим взором, он совсем было решил прекратить это малоувлекательное занятие, когда его внимание приковали строчки: